«Камера-обскура», первое появление «Амели» на экране калининградского кинотеатра и отсутствие попкорна в кинозале – все это пришло в жизнь города с легкой руки Артема Рыжкова – арт-директора кинотеатра «Заря», писателя, автора и ведущего программы о кино «Камера-обскура». Его мысли о кино, жизни и нетрадиционной любви в следующем материале.

- Все началось 32 года назад и почти сразу закончилось. Мне было 2 недели. Антивирусной программы у меня не было, поэтому, когда ко мне в гости пришел Стафилококк, я его легко впустил в свои легкие. С тех пор легких у меня меньше, чем у всех остальных. Зато выжил. Я был маленький и не знал, как отблагодарить хирурга, поэтому сделал то единственное, что умел: написал ему в карман. Говорят, он смеялся.

Сегодня, глядя на тебя, складывается ощущение, что рос ты в семье интеллигентной.

- Дедушка был связан с книгами. Он, правда, не то чтобы их писал, скорее, запрещал. Он был чем-то вроде цензора. Бабушка работала в университете, в том самом, в котором я потом учился. А когда вышла на пенсию - в газетном киоске в гостинице «Москва». У нее было много книжек. Но я любил читать только корешки. Все эти золотые буковки были очень красивыми. А внутрь я не заглядывал. Мне как-то лень было переставлять глаза и листать эти тяжеленные страницы. С тех пор я больше люблю писать, чем читать. Да и слова мне не нравились. Я никак не мог понять, какая связь между объектом с четырьмя ножками, на котором я ем, и словом «стол». Поэтому я называл стол «пришельцем».

А что на все это говорили учителя?

- Так получалось, что мне редко когда удавалось узнать мнение учителей. В школе я много занимался теннисом. Маленьким таким. И постоянно мотался на всякие соревнования. Когда меня на уроке вызывали к доске, я отвечал, что не умею писать на ней мелом. Да и вообще, мел – опасная штука. Да и цвет доски мне не нравился - черно-уродливая с белыми разводами. Еще у меня не складывалось с химией и физикой. Там все было слишком точно и наизусть. А точно запоминать я не умею. У меня память иначе устроена. Я все запоминаю по-своему, не так, как было на самом деле. Поэтому в школе в моей Вселенной физические законы не действовали – одни сплошные черные дыры.

Что было после школы?

- Я понял, что должен подумать – а что дальше. С армией у меня все было в порядке. Ведь я с самого начала поставил свои легкие на защиту Родины от настоящего фашиста – стафилококка. И победил. Тогда я еще не решил, куда поступать… точно не знал, чему хочу научиться больше всего на свете. Моя мама знала, а я нет. Она пробовала меня заставить, но я не заставлялся. Я уже тогда знал, что способен делать только то, что действительно люблю. Я любил музыку, кино и книги и хотел понимать, о чем поют мои любимые английские музыканты и о чем пишут американские писатели, хотел понимать это в оригинале. Так я поступил на иняз. Когда окончил, пробовал написать диссертацию в Мюнхене. Но Мюнхен подействовал на меня не так, как это предполагалось. Вместо того чтобы закончить диссертацию, я ее бросил. Я понял, что еще не готов. В это время меня и пригласили в «ЗАРЮ». Я вел ТВ-программу о кино на «Каскаде» и вроде бы что-то понимал в кино. Тогда сама собой родилась репертуарная политика. На самом деле я тут ничего не придумывал. Уже тогда мы хотели, чтобы «Зарю» сравнивали не с кинотеатром, а с театром, чтобы ее воспринимали как часть клуба «Универсал», чтобы люди приходили туда нарядившись и чтобы для них это было событием, возможностью поговорить о кино, поспорить, попытаться в чем-то разобраться.

Артхаусное кино – это кино некоммерческое, во всяком случае, в городе. Ну а в Европе оно получает призы. Но то Европа. Не страшно ли было проводить кинофестивали в Калининграде?

- Честно говоря, страшно. Летом наши зрители почему-то не пришли на новые фильмы Ларса фон Триера и Микеланджело Антониони, а тут – картины режиссеров-дебютантов с неизвестными актерами. Теперь уже могу с уверенностью сказать – фестиваль получился.

По какому принципу отбирались картины на последний ?

- Каждая страна самостоятельно выбирала, каким фильмом она хочет быть представлена на фестивале. Все ленты говорят о том, что и в Европе тоже свои проблемы. Пока мы здесь друг в друга стреляем, они там живут, плачут и радуются.

А как на твой взгляд, почему в последнее время в кинематографе уделяется такое внимание нетрадиционным отношениям. Так, фильм канадского режиссера Энга Ли «Горбатая Гора» о ковбоях-геях выиграл главный приз Венецианского кинофестиваля - «Золотого льва»?

- Мне не кажется, что им уделяют особое внимание. А в Венеции вряд ли дадут приз за нетрадиционную сексуальную ориентацию, там дают призы за качество самого фильма. Венецию геями не удивить. А вот нас – можно. Ты когда-нибудь видела, чтобы у нас по проспекту Мира разгуливали, взявшись за руки, два гея? Нет. А почему? Уж точно не потому, что они не хотят. Проблема в нас самих, в нашей культуре и в неспособности расслабиться, принять людей такими, какие они есть.

Как часто ты сидишь с пультом в руках, переключая с канала на канал?

- Я делаю «Камеру-обскура» и «Артишок» - и хватит с меня телевизора. Я его не смотрю. Он слишком негативный. Я даже пишу сейчас книгу, которая называется «Позитивное телевидение». Телевидение, где будут говорить только о хорошем. Не о том, сколько детей умерло, а о том, сколько родилось… о том, как выросло дерево… как люди улыбаются, а не плачут. Если уж так получилось, что в нашей цивилизации вообще появился телевизор, то он должен приносить радость и конкурировать с морем, солнцем и небом.

Екатерина Обревко

Детали

Вероисповедание: верю в себя и в тех, кого люблю.

Любимая марка одежды: та, что на мне.

Что надо есть перед телевизором (если он включен) : есть надо на воздухе, общаясь с людьми, которые едят вместе с тобой.

Любимый артист: Андрей Миронов и Хамфри Богарт.

Любимый анекдот: не запоминаю анекдоты. А юмор – Вуди Аллен, Монти Пайтон, Симпсоны

Планы на ближайшие выходные: они зависят от Федора Бондарчука. А вот на следующие - буду разглядывать Колизей.

Любимая книга: идеальный писатель – Сократ. Он не написал ни строчки.

Кому бы хотел кинуть торт в лицо: тому, кто его потом съест