Между Калининградской областью и Кемерово — регионом, вместившим в себя главный угольный бассейн страны Кузбасс — более 5 тысяч километров. Этот путь ежегодно проделывают несколько сотен тысяч тонн угля, необходимого для коммунальных нужд и для экспорта за границу.
В Калининграде, где за годы активного участия в международных программах проводился последовательный переход с твёрдого топлива на газ, продолжают работать более полусотни угольных котельных. На угле работает основная теплостанция в Балтийске, а также районные котельные в Черняховске и Гусеве. В начале 2000-х ученые из Калининградского государственного технического университета писали в научной статье, что ежегодно на энергетические нужды области требуется 178 тыс. условных тонн топлива. Интересно, что из года в год разные инстанции цитируют эту работу в докладах без каких бы то ни было уточнений.
К 2019 году эта цифра, несмотря на программу газификации, должна вырасти. По планам федеральных и областных властей, к этому времени должна быть введена в строй новая угольная электростанция на 195 МВт в посёлке Взморье рядом со Светлым. Активисты, выступающие против её строительства, утверждают, что для работы в резервном режиме станции будет требоваться 720 тыс. тонн угля ежегодно.
На экспорт из Калининграда отправляется еще больше угля, чем потребляется внутри. Недавно таможенная палата Ольштына сообщила, что 2017 год может стать рекордным по объёму импорта этого вида топлива из России: при нынешних темпах роста к декабрю этот показатель увеличится до 2,75 млн тонн.
Калининград традиционно относится к углю утилитарно: это прежде всего топливо, а тема загрязнения атмосферы при его сжигании и перевалке не является предметом общественной дискуссии. Исключение составляет лишь история протеста граждан, живущих вблизи строящейся угольной ТЭС или владеющих там загородными участками. Внимание к потенциальной опасности такого соседства стараются привлечь сами активисты и экологическая группа «Экозащита!».
В конце 1989 года данная организация была образована в Калининграде, а сейчас работает по всей стране и за её пределами, базируясьв Москве. Пожалуй, в нашем регионе других некоммерческих экологических организаций за последние годы и не появилось, хотя активность «Экозащиты!» стала менее заметной. Сейчас в фокусе экологов — угольная тема. Благодаря поддержке фонда имени Генриха Бёлля (известная организация, поддерживающая «зеленое движение»), «экозащитники» организовали пресс-тур для российских журналистов в Кемеровскую область. Журналисту «Дворника» удалось принять участие в этой поездке и своими глазами увидеть, в каких условиях добывается уголь, который потом путешествует в Калининградскую область, и узнать, какие социальные конфликты разворачиваются вокруг мест добычи.

В основном добыча энергетического угля, такого, который используется в котельных и на ТЭС, ведется сегодня открытым способом. Шахты, с которыми у среднего российского человека ассоциируются названия «Кузбасс» и «Донбасс», постепенно уходят в прошлое. Как рассказывают «экозащитники» и местные жители, угольная шахта — дело ответственное и, в связи с большими технологическими затратами и особыми условиями охраны труда, дорогое для владельца. Угольный разрез представляется более «дешевой» формой. Зарплаты рабочих в таких разрезах несравнимо ниже «благородных» шахтерских заработков. На местном сленге владельцев и служащих разрезов называют «черными копателями».
«В земле вырывается огромная яма (понятная для калининградцев аналогия — песчаный карьер, но в Кузбассе геология отличается от Калининградской области, поэтому стены “ямы” сложены из других разнообразных пород, окружающих пласты угля. — Прим. ред.), проводятся взрывные работы, чтобы вскрыть породу, а затем с помощью тяжелой карьерной техники начинается добыча угля. Пустая порода вывозится и складывается в отвалы», — рассказывает один из участников команды «Экозащиты!» Антон Лементуев.
Добыча угля открытым способом ведется в Кемеровской области давно, но бум в расширении отрасли пришелся на время после 2010 годов. Большую часть разрезов разрабатывают негосударственные компании, которые получают лицензии на аукционах или более хитрыми способами, перекупая у других недропользователей, наследуя или в результате сделок, в чистоте которых можно усомниться.
Бачатский угольный разрез, Шестаки, Краснобродский, Киселёвский, «Коксовый», Прокопьевский, Ананьинский... Здесь в Калининграде эти названия оторваны от своего реального значения. Там, в Кузбассе, они означают и чей-то большой бизнес, и рабочие места, с одной стороны, и колоссальный по масштабам техногенный ландшафт, и экологическое, и социальное неблагополучие — с другой.
Разрезы протянулись линией с севера на юг примерно на сотню километров. С высоты взлетающего самолёта и на снимках «Google.Карты» они выглядят как легкие курильщика — огромные черно-серые каньоны и искусственные горы, сложенные из отвалов пустой породы. Часть этих отвалов, образовавшаяся еще в советские годы, рекультивирована. На этих ступенчатых сопках растут сосны и облепиха. Но значительная часть новых отвалов представляет собой пугающие гигантские массы мертвой земли. Многие из них иногда тлеют. И чем больше добывается угля в отдельно взятом разрезе — тем больше его отвал. В соответствии с действующими нормативными актами, рекультивация отвала не может начаться до окончания добычи.
В итоге изымаемая из земли масса растёт в высоту и в ширину. Поскольку весь Кузбасс стоит на угле, а один из принципов российского бизнеса — минимизация расходов на всё, то разрезы разрабатывают прямо в черте городских и сельских поселений. В итоге отвалы подходят вплотную к жилым домам частного сектора, засыпают дороги и земли сельхозназначения. Конечно, за дома и земельные участки их законным владельцам собственники разрезов предлагают компенсацию, как это предусмотрено законом. На эти условия соглашаются не все.
В Киселёвске, промышленном городке, что в 60 км от Новокузнецка, на пустыре, бывшем некогда плотно застроенной частными, преимущественно деревянными домиками, стоит одинокая усадьба — фактически в нескольких десятках метров от стены отвала угольного разреза «Коксовый». В домике живёт семья учительницы Светланы Федоровны Коломейченко. Она, её взрослый сын-шахтёр и 93-летняя мама. Автобусы на пустырь не приходят. Соседи разъехались за 7 лет, прошедших с начала отсыпки отвала в район жилых домов. Кто согласился на компенсацию, у кого-то — по неизвестной причине сгорели дома.
Светлана Федоровна оказалась из стойких и активных. Решила, что не будет соглашаться на несколько сотен тысяч рублей в обмен на свой дом с приусадебным участком, а будет бороться: через обращения к депутатам и к президенту, в официальные инстанции.
Четкого ответа на вопрос «бороться за что», Светлана Федоровна не даёт. В её понимании — за справедливость, социальную и экологическую, чтобы отвал не двигался на её родной дом. Деньги тут как будто не играют существенной роли. Сейчас её вполне устраивает жизнь в доме, который топится угольной печкой; возиться в огороде; фиксировать в отрывном календаре (она называет его «численник») даты и силу взрывов породы в угольном разрезе в ста метрах от её дома; надеяться, что отвал не снесёт безвозвратно её дом вместе с роднёй.
Оборот «экологическая справедливость» сейчас на слуху и на языке у той малой доли населения Кузбасса, в двери которых буквально постучались угольные разрезы. Менчереп, Апанас, Углеп, Гавриловка, Сосновка — всё это поселки и СНТ Кузбасса, где уже прошли акции протеста против действий собственников угольных разрезов, расширение которых грозит отъемом земли, перекрытием общих дорог и опасным для здоровья соседством, разрушением привычного уклада жизни.
В объяснении обычных людей протест выглядит простой и понятной борьбой за право на комфортную и привычную жизнь, за право пасти корову там, где она всегда паслась, и право купаться в том водохранилище, к которому привык.
«Экозащита!» подчеркивает более глобальный смысл происходящего: международные климатические соглашения предрекают постепенное сокращение потребления угля в мире. По оценкам экогруппы, уже те объемы, что извлекаются из разрезов в Кемеровской области, не успевают продать внутри и за пределы страны за год. Следовательно, добыча не продиктована реальным спросом. А значит, в будущем уголь просто окажется невостребованным, а природные и обжитые ландшафты Кузбасса — безвозвратно и безнадежно уничтожены.